Wolfsburg →

Saint Petersburg

Детка, ты же знаешь про закон Годвина? Это о том, что рано или поздно любой спор скатится к упоминанию ужасов фашизма? Кто первый сказал «Гитлер», тот и проиграл. Казалось бы, как такое возможно, да? А теперь вспомни любую из наших высокодуховных ссор.

Так вот. Есть ещё похожий закон. Я его только что придумала. Закон шахтёра! В споре о смысле жизни, счастье и внутренней боли рано или поздно одна из сторон обязательно сошлётся на жизнь шахтёра.

Немного об этом персонаже: шахтёрами рождаются. В глухом посёлке в семье бедняков. В минус сорок, до кучи. Детство проходит мимо, юность и вовсе под откос. Сам понимаешь, с такими исходными звёзды могут сложиться только в одно созвездие.

Жизнь его лишена радостей и перемен, он день за днём ползает в грязи, дышит дрянью и борется за жизнь. А вечером вылезает из подземелья, желая вдохнуть свежего воздуха да насладиться пейзажем, а вокруг Воркута. Это тоже почему-то аксиома. Воркута — как ад, только в ней ещё и холодно.

Шахтёр — не просто самый несчастный человек на земле, с самой тяжёлой работой на свете. Шахтёр несчастен совершенно объективно. И что бы ни было в его жизни — детишки, богатырская сила, любовь к лыжным походам и кружок подлёдного лова, — ничего эту шахту даже близко не перевесит. Почему, как и с Воркутой, — не уточняется.

Шахтёр не выбирает быть шахтёром. Но он смиряется. Ведь, если обстоятельства кренятся ни вправо, ни влево, а строго вниз, под землю — бесполезно сопротивляться. Шахтёр — герой. Он каждый день рискует своей безрадостной жизнью.

А ты ноешь, в тепле, в офисе, да со всеми-то конечностями!

Всё это придётся выслушать, если, боже упаси, заикнуться о своих печалях. Дурацкий, дурацкий шахтёр! Он просто лишил меня права страдать! Превратил все мои горькие слёзы в капризные нюни.

Вот и всё, что я хочу сегодня высказать. Скорей бы домой.

Твоя, совершенно точно не имеющая права грустить, Лёля.